(с) Dmitry
— Здравствуй мил-человек! А коня-то куда дел?
— Ух ты! Говорящая собака!
— Сам ты, это слово! Волк я! Конь, спрашиваю, где?
— Да не было у меня коня-то. Пеший я.
— Тьфу ты, пропасть! А что я по-твоему есть-то буду? Ты что, надписи на камне не читал, что ли?
— Да я, вот, подумал, что нет у меня коня – так и терять-то нечего. Вот и пошел сюда.
— Думал он! – с досадой проговорил Волк. – Вот давеча тоже, умник один приехал. На ишаке. Я, говорит, без коня. У меня, говорит, ишак только. — Вот я ему, давай, мол, ишака — чего уж харчами перебирать! А он как заартачился — не дам, и все тут! Эх, с такой жизнью пожалеешь, что человечины не употребляешь!
— Ну а дальше-то что?!
— Что, что?! Ну попридержал я тут этого умника недельки на полторы…
— И что?
— Ничего! Ишака этого самого, потом вместе жарили. Умникам, оказывается тоже кушать хочется! Ну а с тебя-то чего взять?
— Иван с задумчивым видом почесал затылок и спросил: — Сало будешь?
— Угу, — Волк закивал лохматой головой, — а хлеб найдется?
— Конечно!
Волк смотрел, как из котомки появляются краюха хлеба, увесистый кусок сала и пара-тройка луковиц, изрядной величины.
— Слушай — хитро прищурил глаза Волк, — а ты случайно не из Киевского княжества, а?
— Оттуда! А что?
— Земляк! — Возопил Волк, кидаясь на шею ошалевшему путнику.
Когда Волк наконец усмирил нахлынувшие не него чувства, приступили к трапезе.
Серый запихивал в пасть огромные куски хлеба с салом, попутно делясь своими воспоминаниями о прошлом Киевских лесов. Наконец кое-как насытившись, он спросил: — Слушай, земляк, а запить у тебя нечем?
Я утвердительно кивнул, порылся в котомке, извлек на свет флягу и протянул ее Волку.
Тот залихватским жестом опрокинул ее вверх дном, и содержимое полилось в пасть.
С нескрываемым любопытством глядел я на Волка. Вдруг, тот словно поперхнулся. Глаза зверя сделались красными, налились слезами, и чуть не повылезали из орбит. Волк попытался схватить хоть глоток воздуха открытой пастью, но не мог. Шерсть его стала дыбом, а уши повисли, словно два высушенных солнцем лопуха. Фляга быстро перекочевала в руки Путника и скрылась в недрах котомки. Видно страж дороги давненько не был на Родине, раз забыл что такое настоящая перцовки…
Шмат сала и ломоть хлеба затушили пожар бушевавший в Волке. Он лежал на придорожной травке, самозабвенно горланя песню, смутно напоминавшую «Калинку» и «Горила сосна». А вдалеке, на фоне заходящего солнца виднелся силуэт удаляющегося путника.